Земля шорохов - Страница 26

– Я совсем не говорю по-испански,– пояснил я,– только самую малость.

– Но вы говорите красиво,– сказала она, похлопывая меня по колену, а потом добавила:– Я буду говоритъ медленно, чтобы вы могли понимать.

Я вздохнул и отдал себя в руки судьбы; единственный выход, который у меня оставался,– это выпрыгнуть в окошко слева. Выяснив, что мои познания в испанском ограничены, она пришла к заключению, что я лучше пойму ее, если она будет кричать. Вскоре весь самолет был в курсе наших секретов. Как оказалось, ее звали Роза Лиллипампила, и направлялась она в Сальту навестить женатого сына. Они не виделись три года, и встреча обещала быть очень горячей. К тому же она впервые путешествовала самолетом и радовалась этому, как ребенок. Она то и дело прерывала свой разговор пронзительными криками (от которых более нервные пассажиры вздрагивали) и наваливалась на меня грудью, чтобы посмотреть в окно на достопримечательности, проплывавшие внизу. Несколько раз я предлагал ей поменяться местами, но она не хотела и слышать об этом. Когда стюардесса принесла утренний кофе, она стала шарить у себя в сумочке, чтобы заплатить, и, узнав, что угощение бесплатное, обрадовалась так, словно благожелательная авиакомпания предлагала ей не мутную жидкость в довольно грязном бумажном стаканчике, а целую бутылку шампанского.

Вскоре загорелись красные лампочки – мы приземлялись для заправки еще в каком-то безвестном городке. Я стал помогать своей спутнице застегивать на ее непомерной талии привязной ремень. Это была трудная задача, и веселые взвизгивания женщины разносились по всему салону, отражаясь эхом от стен.

– Вот видите,– задыхаясь, сказала она между двумя приступами смеха,– родив шестерых и имея хороший аппетит, трудно уследить за своей талией.

Наконец, когда самолет коснулся колесами земли, нам удалось застегнуть пояс.

Мы сошли на гудрон одеревеневшие и измятые, и я увидел, что моя подружка передвигается грациозно и легко, как облачко. Она, видимо, решила занести меня в список своих побед, и мне ничего не оставалось делать, как только учтиво, старомодным жестом предложить ей пройтись. Она с кокетливой улыбкой взяла меня под руку. Прильнув друг к другу, как двое влюбленных, мы направились к неизбежному маленькому кафе и туалетам, служившим украшением аэропорта. Здесь моя подружка, похлопав меня по руке, сказала, что она ненадолго, и поплыла к двери с надписью "Для сеньор". Сквозь дверь она протиснулась с трудом.

Я воспользовался передышкой, чтобы осмотреть большой куст, росший рядом с кафе. Он был высотой со среднюю древовидную гортензию, и все же на его ветках я уже после беглого изучения обнаружил пятнадцать видов насекомых и пять видов пауков. Это значило, что тропики уже близко. Потом я заметил своего очень старого друга – богомола, присевшего на листе. Покачиваясь из стороны в сторону, он смотрел на меня светлыми злыми глазками. Я снял его с листа, и он горделиво зашагал вверх по рукаву моего пиджака. Тут вернулась моя подружка. Увидев это маленькое существо, она подняла такой визг, что при попутном ветре его можно было бы услышать в Буэнос-Айресе, но, к моему удивлению, она визжала не от страха – это был восторг от встречи со старым знакомым.

– О, это чертова лошадка! – возбужденно воскликнула она. – В детстве мы часто играли с ними. Это меня заинтересовало, потому что в Греции, еще ребенком, я тоже играл с богомолами, и местные жители тоже называли это насекомое чертовой лошадкой. Минут десять мы играли с насекомым, заставляя его бегать вверх и вниз по рукавам, и так неумеренно веселились, что все остальные пассажиры явно стали сомневаться, в здравом ли мы уме. Потом мы посадили богомола обратно на его куст и отправились выпить кофе, но тут пришел служащий и, виновато разводя руками, сообщил нам, что полет откладывается на два часа. Пассажиры стали возмущаться. Но служащий добавил, что в нашем распоряжении есть автобус авиакомпании, который отвезет нас в город, и там, в гостинице, авиакомпания за свой счет угостит нас всем, что мы только пожелаем. Моя подружка была в восторге. Какая щедрость! Какая доброта! Мы с грохотом покатили в автобусе по пыльной дороге в город и там остановились у отеля, имевшего любопытный викторианский вид.

Внутри гостиница была так пышно разукрашена, что мою подругу вновь охватил восторг. Тем были громадные коричневые колонны из искусственного мрамора, множество кадок с жалкими пальмами, толпы официантов, у которых был вид послов на отдыхе, и своеобразная мозаика столиков, раскинувшихся, по-видимому, до самого горизонта. Моя подружка крепко держалась за мою руку, когда я вел ее к столику. Все это великолепие, казалось, лишило ее дара речи. Я, запинаясь, сделал по-испански щедрый заказ одному из послов (который не брился, наверно, с тех пор, как последний раз отправлял свои официальные обязанности) и уселся поудобнее, чтобы вволю насладиться едой. Под влиянием пяти больших чашек кофе со сливками, тарелки горячих медиалунас с маслом, подкрепленных пятью пирожными и полуфунтом винограда, моя подружка перестала относиться к этому заведению благоговейно и даже сама приказала какому-то послу принести ей пустую тарелку, чтобы было куда сплевывать виноградные косточки. Пресыщенные бесплатным угощением, мы пошли к автобусу. Шофер сидел на крыле и мрачно ковырял в зубах зубочисткой. Мы спросили, нельзя ли нам теперь вернуться в аэропорт. Он взглянул на нас с явным отвращением.

– Media hora,– сказал он и вернулся к раскопкам в дупле коренного зуба, явно надеясь найти там богатые залежи полезных ископаемых и, возможно, даже урана.